Все было так, как она запомнила это. И вместе с тем по-другому. Она видела себя окруженной темными фигурами, которые собрались вместе и о чем-то совещались, в то время как она лежала связанной, с кляпом во рту и завязанными глазами. Но что-то во всем этом было не так. Они не были похожи на оборотней, которые, как она знала, захватили ее. Не было и никаких признаков присутствия друида Странника. Видела ли она, как он прошел мимо окон ее дома на сей раз, как он это делал прежде в ее воспоминаниях? Похоже, что нет. Где же был он?

Будто в ответ на ее мысли, из-за деревьев появился кто-то высокий и темный, одетый в плащ с капюшоном, как и те, кто пленил ее. Напоминая обликом друида, он был частью уходившей ночи, предвестием грядущей смерти. Сделав знак ее похитителям, он собрал их вокруг себя, сказал несколько слов, которых она не расслышала, и отступил в сторону. Все пришло в движение: похитители изготовились к бою и начали сражаться друг с другом. Но их схватка не была настоящей — просто учебный бой. Время от времени то один, то другой останавливался, чтобы взглянуть на нее, словно для того, чтобы оценить воздействие этого фарса. Неизвестный в капюшоне в течение некоторого времени созерцал происходящее, а затем неожиданно потянулся к ней, схватил и унес в лес, оставив странное действо позади.

Когда он бежал, она мельком увидела его руки. Они были пятнистыми и покрытыми чешуей. Они принадлежали пресмыкающемуся. От внезапного осознания истины у нее голова пошла кругом. Нет!

Ее унесли глубоко в лес, в спокойное место, и неизвестный в темном капюшоне положил ее на землю. Она смотрела, как он разоблачался, и это оказался не друид, теперь она уже знала, что он и не мог быть им. Моргавр. Изменник! Это слово звенело в ее голове. Лжец! Но он, разумеется, был гораздо хуже. Его невозможно было описать никакими словами, в нем не было ничего человеческого. Он был чудовищем.

Она знала: то, что она видела, было правдой. Она осознавала это инстинктивно. Видения, вызванные магией меча Шаннары, были истиной. Она ощущала это всем своим существом, и это было ей совершенно понятно. Как же вышло, что она не знала этого прежде? Как она позволила провести себя столь легко?

Тогда ей было лишь шесть лет, вспомнила она. Грайан была всего лишь ребенком.

Обуреваемая чувствами, которые раздирали ее подобно голодным волкам, она готова была визжать от ярости и отчаяния. Но она не могла выразить звуками то, что чувствовала. Она могла лишь наблюдать. Магия меча позволяла лишь это.

Она слышала, как Моргавр говорил с ней, его вероломные слова успокаивали и опутывали ложью. Она видела, как сама постепенно согласилась с его ложью, приняла ее, поверила, что он — тот, за кого себя выдает, и что она стала жертвой происков друида. Она видела, как он унес ее на сорокопуте в свое логово в Диких Дебрях. Она наблюдала за тем, как сама закрыла дверь своей собственной тюрьмы, старательная глупышка, пешка в игре, которую впервые стала понимать. Она видела, как начала новую жизнь, — малое дитя, введенное в заблуждение, влекомое ненавистью и предубежденностью. Она наблюдала за собой, понимая, что никогда не станет вновь той девочкой, не сможет ничего изменить, испытывая отчаяние от уготованного ей жребия.

Тем временем образы продолжали возникать в ее сознании, разворачиваясь один за другим, открывая ей истину, которая была скрыта от нее все эти годы. Она видела, как оборотень копался в дымящихся руинах ее дома, чтобы отыскать ее брата-младенца, все еще живого. Она наблюдала за тем, как он уносил ее брата в уединенную крепость, в которой она сразу узнала Паранор. Она смотрела, как он передал ее брата друиду, который, в свою очередь, отнес его в горы Ли, чтобы вверить его мужчине с добрым лицом и его жене. Она видела, как ее брат рос в этой семье, и как крошечное личико младенца менялось, по мере того как шли годы, и его черты постепенно становились узнаваемыми.

Должно быть, она открыла рот от удивления или даже что-то воскликнула, осознав, что смотрит на юношу, который пришел в эти далекие земли со Странником, юношу, который встретился с нею лицом к лицу и сказал, что он — Бек. В этом невозможно было ошибиться. Это был тот самый юноша, которому она не поверила, кого она преследовала с кауллом и чуть не убила. Бек, ее брат, который, как она была абсолютно уверена, погиб в огне…

Она была не в состоянии довести эти размышления до конца, ни одну из этих мыслей. Она с трудом заставила себя сопоставить их. У нее не оказалось и времени на взвешенные раздумья, для того чтобы примириться с тем, что она узнавала. Другие видения хлынули на нее быстрым потоком, они переполнили ее сознание так, что она физически ощутила, как под их сокрушающей тяжестью у нее сдавило грудь и перехватило дыхание.

Она увидела, как проходило ее воспитание под началом Моргавра, ее долгое суровое обучение, как она овладевала самодисциплиной, как сосредоточилась на одной цели, изучая способы уничтожения друида. Она видела, как росла, превращаясь из девочки в молодую женщину, но, в отличие от Бека, ее взросление проходило в совершенно иной атмосфере, где не было места ни свободе действий, ни свободе мыслей. Она видела, как постепенно изменялась, превращаясь из человеческого существа в нечто все больше напоминавшее Моргавра, так, что когда все было завершено, она отличалась от него только внешне: ее тело было покрыто кожей, а не чешуей. Она стала таким же темным существом, безжалостным и полным ненависти, как и он. Она восприняла губительные возможности своей магии с присущими Моргавру рвением и свирепой решимостью.

Она наблюдала за тем, как училась применять свою магию в качестве оружия. Весь ее долгий, мрачный жизненный путь предстал перед ее глазами с ошеломляющими, отвратительными деталями. Она видела, как калечила и убивала тех, кто вставал у нее на пути. Смотрела, как истребляла осмелившихся противостоять ей или подвергнуть сомнению ее действия. Она наблюдала за тем, как лишала людей надежды и мужества и обращала их в рабов. Она лицезрела, как уничтожала людей просто потому, что это было удобно или соответствовало ее целям. Гадючья Грива умерла, чтобы она смогла получить власть над Райер Орд Стар. Ее соглядатай в доме целителя в Браккен Клелле умер, чтобы его связь с ней никогда не обнаружилась. Аллардон Элессдил ушел из жизни ради того, чтобы путешествие, которое стремился предпринять друид, не смогло получить поддержку эльфов.

Были и другие, так много, что она быстро потеряла им счет. Большинства из них она даже не помнила. Она смотрела, как они возникают из прошлого, подобно призракам, и видела, как они умирают вновь. От ее руки или по ее приказу — они все равно погибали. У тех же мужчин и женщин, кто не уходил из жизни, зачастую был такой вид, будто они жалели об этом. Она ощущала их страх, беспомощность, разочарование, ужас и боль. Она могла чувствовать их страдания.

Та ведьма Ильзе, которая никогда ничего не чувствовала, которая взяла за правило проявлять полное безразличие к любым эмоциям, начала рассыпаться подобно старому наряду, который носили слишком часто.

«Больше не надо, — услышала она свой просительный голос. — Пожалуйста! Пожалуйста!»

Видения вновь переменились, и теперь она увидела не свои деяния, но их последствия. Там, где отец семейства умирал во имя ее целей, мать с детьми оказывались без хлеба и крова. Там, где ради нее была погублена дочь, на опасном пути, ведущем к смерти, непреднамеренно оказывался брат. Там, где одна жизнь была принесена в жертву, две другие становились несчастными.

И это еще было не все. Сломив дух и повредив разум военачальника Свободнорожденных, она, ради своей прихоти, лишила народ мужественного вождя, оставив его без лидера на долгие годы. Дочь политика была заключена в тюрьму в самый разгар борьбы между двумя группировками, в то время как ее мудрость могла помочь разрешить этот конфликт. Похищенные дети исчезали в других землях, чтобы те, кто повиновался ей, смогли управлять убитыми горем родителями. Племена гномов, лишенные священной земли, которую она потребовала для Моргавра, обвинили дворфов и стали их врагами. Подобно тому, как от камня, брошенного в спокойный пруд, расходятся по воде круги, последствия ее эгоистичных и хищнических действий были гораздо значительнее их первоначального воздействия.